«Дело Блудау».

1936-1937 годы – ранняя стадия «Ежовщины».

«Дело Блудау», при всей его местечковости, является довольно интересным эпизодом кровавой советской истории. Особый интерес к его личности предопределён несколькими факторами. Некоторые «исследователи» имеют обыкновение выкладывать исторические материалы по принципу «что вижу – о том и пою». Что в руки попалось, то и обмусоливается с чрезвычайно помпезным видом. Собственно, исследовательский, поисковый, разведывательный аспект ныне не то что бы совсем отсутствует, а как-то блёкло представлен.

В ситуации с Блудау всё не так. Было, и с кем сравнивать; было, и с чем сопоставлять; было, и из кого выбирать героя повествования. На фоне великого множества документальных материалов о разных деятелях 30-х годов данные о Блудау выделяются рядом обстоятельств.

В основу настоящего повествования положены Личное дело Н.И. Блудау в ЦГАОР и Персональное дело по его восстановлению в партии 1957 года, хранящееся в Партархиве обкома КПСС (или как там сейчас это называется? РЦХФИБДСНИ, что ли?). (1).

Прежде всего, «Дело Блудау» интересно своей «ранней стадией». Это были ранние разборки и ранний арест. Вала арестов и убийств пока ещё не было. Вал пошёл со второй половины лета 1937 года, когда Блудау уже мотал концлагерный срок по произволу Особого Совещания НКВД. Его угораздило попасться в ранний «заброс невода», или даже, образно выражаясь, «на удочку» рыболовов из НКВД.

Во-вторых, дело представляет существенный интерес своей «транснациональностью» (если так можно выразиться): редкие «дела» куйбышевских деятелей тех лет содержат сведения об интригах в других союзных республиках.

В-третьих, особый интерес в «Деле Блудау» представляют его связи с крупными деятелями ВКП(б), входившими в руководящие партийные органы. Несмотря на молодость, Блудау на своём жизненном пути пересёкся и с К.Я. Бауманом, и с Б.П. Шеболдаевым, и с М.М. Кульковым, и с С.К. Шадунцем, и с А. Ходжибаевым.

Кроме того, «Дело Блудау», само по себе, стало важной вехой в раскручивании маховика политических репрессий в Куйбышеве и Куйбышевской области. Одним из «краеугольных камней» этого мощнейшего процесса – по сути, наиглавнейшего, центрального, системообразующего явления российско-советской истории. В хронологической летописи Ежовщины в Куйбышевской области это «дело» является одним из важнейших элементов.

По времени оно совпало с несколькими знаковыми событиями – со «Вторым Московским процессом» (Январь 1937 года), со статьёй в «Правде» 13.01.1937 г. «Дела и дни Куйбышевского горкома ВКП(б)» (в которой Блудау даже не упомянули), с общим усилением «охоты на ведьм», как следствием трёх последовательно сменивших друг друга визгливых кампаний по всему Советскому Союзу – Партийной чистки 1933 года, Проверки учёта и хранения партийных документов 1935 года и Обмена партбилетов 1936 года. Все эти события и обстоятельства, складываясь одно с другим, припухая и множась в геометрической прогрессии, прямиком вели в расстрельные могилы многие тысячи людей, и Блудау был среди них лишь малюсенькой песчинкой – щепкой, которая летела при общей порубке леса. «Каплей воды», по которой можно определить все свойства … кровавого «океана».

Блудау не был ни «крупным», ни «выдающимся», ни «известным» деятелем. «Крупных» и «выдающихся» посылали делегатами на партийные и советские съезды, и там избирали в ЦК и ЦКК, выдвигали в члены ЦИК, «бюро» и «Президиумы». Ничего этого не было в приземлённой биографии Блудау. Это был весьма распространённый типаж «туза» местечкового масштаба, который отлично понимал, что никогда не выбьется «в верхи», и поэтому старался извлечь максимум выгоды из своего скромного, но вместе с тем (вот парадокс!) и привилегированного положения.

«Выдающимся» Блудау сделал пресловутый «37-й год».

При всей своей молодости, Николай Иванович Блудау к этому моменту прошёл довольно тернистый путь. Он был, что называется, «тёртым калачом», и вдобавок «эдаким прытким молодым человеком»: побузил и на Брянщине, и в Москве, и в Средней Азии, и наконец-таки, добрался до Средней Волги, до Куйбышева. Пожалуй, пиком его карьеры можно назвать должность 1-го заместителя председателя республиканского Правительства – Совнаркома Таджикской ССР – А. Ходжибаева. В 29 лет, и безо всякого блата. После целого каскада «добрых пинков» за мутные делишки в Таджикистане он прибыл в 1934 году в Куйбышев с существенным понижением политического статуса – на должность 1-го заместителя председателя городского Совета. И все это ради того, чтобы в 34 года погибнуть от пули ежовского палача в подвале Куйбышевского НКВД. Ключевой вопрос: стоило ли ради этого так стараться, так напрягаться? Вести интриги и разного рода «партийные» и «непартийные» делишки?

Осенью 1936 года в Куйбышеве о Блудау внезапно заговорили все и всюду: в партийных инстанциях, в НКВД (пока ещё в кабинетах, а не в пыточных), в прессе. Не каждому партийному залётчику доводилось испытать на себе прессинг сразу со всех сторон – тут тебе и «товарищи по партии», и коллеги по работе, и охранка, и вездесущие журналюги-подстрекатели. Блудау – довелось.

Как это часто случалось и случается, поводом для начала травли Блудау послужила… полнейшая глупость. Отдельный вопрос: его самого? Или всего социума? Раздутая до слоновьих размеров мелочь, о которой и упоминать-то глупо, не говоря уж «жизни лишать». Отойдя от темы, вспомним, какие «глупости» привели к «Ленинградскому делу» 1949-1950 годов. Ярмарка какая-то дурацкая… резолюция на бумажке неправильная… Шутки-шутками, а тогда в итоге расстреляли члена Политбюро ЦК ВКП(б) Н.А. Вознесенского и секретаря ЦК А.А. Кузнецова. Вот такие у них были «глупости».

Но, вернёмся к событиям 1936-1937 годов вокруг Блудау.

Основанием для начала преследований Блудау послужили не в полном объёме (Ах! Ох!) отремонтированные школы города Куйбышева. Ерунда чистейшая. А он-то отрапортовал городскому начальству о полном завершении ремонтов. По сравнению с общеизвестными чудовищными злодеяниями той эпохи (тех же Сталина, Молотова, Андреева, Жданова, Ворошилова, Шкирятова и прочих персонажей из «Кремлёвской стены»; их-то, к сожалению, никто не судил и не расстрелял) проделки Блудау – явная мелочёвка, нелепица, ерунда. Но, как это частенько случается в, из этой «ерунды» заинтересованные лица раздули огромный ком слоновьих размеров.

10 октября 1936 года Управление Уполномоченного Комиссии Партийного Контроля (УКПК) при ЦК ВКП(б) по Куйбышевскому краю приняло постановление «О грубых нарушениях государственной дисциплины в строительстве школ по Куйбышеву». В постановлении отмечалось:

«И[сполняющий] о[бязанности] председателя [Куйбышевского] горсовета Блудау допустил грубейшие нарушения Постановления СНК СССР от 23.04.1934 (параграф 9), позволяющего выдавать разрешения на заселение вновь выстроенных домов, независимо от ведомства-застройщика, только при условии полной готовности домов, и директивы от 17.09.1936, которой СНК [СССР] воспретил занятия в незаконченных строительством школах. Блудау допустил очковтирательство и самочинство, провёл 5 сентября [1936 года] через Президиум Горсовета постановление об окончании школьного строительства и распорядился начать занятия во всех новых школах в то время, как большинство из них не были ещё правильно сданы по акту, имели крупные недоделки и не могли быть предоставлены для занятий школьников. Дав противозаконное распоряжение выделить для премирования строителей школ из средств Стройконторы 20.000 рублей, уменьшив на эту сумму отчисления в местный бюджет от накоплений Стройконторы (при наличии у конторы не накоплений, а убытков – более 700 тыс. рублей), Блудау устроил банкет для строителей, чем их демобилизовал, ослабил руководство – работа по ликвидации недоделок в новых школах фактически в сентябре была почти приостановлена.

При этом, управляющий городской Стройконторой тов. Рубинов допустил расхлябанное руководство строительством новых школ, неоднократно обманывал контролирующие органы.

УПОЛНОМОЧЕННЫЙ КПК ПОСТАНОВЛЯЕТ:

1) Объявить 2-у секретарю Куйбышевского горкома ВКП(б) тов. Будрейке «выговор» за неудовлетворительное руководство строительством новых школ и допущение нарушений государственной и партийной дисциплины;
2) Предложить [Куйбышевскому] Крайисполкому немедленно снять с работы и предложить Краевому Прокурору тов. Жалнину привлечь к судебной ответственности и. о. председателя [Куйбышевского] Горсовета Блудау и Рубинова Е.И. за допущенные ими грубые нарушения государственной дисциплины, очковтирательство и срыв постановления Правительства о строительстве новых школ в 1936 году».

Незамедлительно приказом Главного контролёра по строительству при Куйбышевском крайисполкоме В.И. Бессонова были запрещены занятия в незаконченных строительством и ремонтом школах до ликвидации всех недоделок.

Переписывать здесь всю эту муру о «незавершённых стройках и ремонтах» не имело бы смысла, если бы она, в тысячах повторений по всему СССР, органично не пособничала скорому наступлению Всесоюзного цунами по массовым убийствам и пыткам в подвалах НКВД миллионов людей в период Ежовщины 1936-1938 годов.

В славных традициях кособоко-избирательной кампанейщины «по наведению порядка» бензина в огонь подлили и средства массового оболванивания (СМО) – органы советской печати. 18 октября 1936 года очередной номер главной куйбышевской краевой газеты – «Волжской коммуны» – вышел со статьей с визгливым заголовком «Довольно обещать, тов. Блудау!». В ней Блудау упрекали в том, что, несмотря на его обещание к 13 октября наладить освещение во всех городских школах, обещанное так и не было выполнено. Более подробно пересказывать прописанное в статье нет необходимости: всё в заголовке.

На протяжении 4 квартала 1936 года имя Блудау практически не сходило со страниц «Волжской коммуны». Наверно, оно было вторым по числу упоминаний после самого товарища Сталина (это шутка, пересчитывать не надо).

Как это нередко случалось на просторах, тот род деятельности, который считался «коньком» человека, сильной его стороной, его и погубил. Сфера городского строительства для Блудау оказалась скользкой и витиеватой тропинкой в могилу. Скатился, как миленький.

Разбору обвинений против Блудау было посвящено состоявшееся 29 октября 1936 года в Куйбышеве закрытое заседание членов бюро городского комитета ВКП(б). Как говорится, «Началося». На заседании присутствовали «лучшие люди» города: 1-й секретарь горкома А.С. Амас-Амирбеков, заместитель начальника Управления НКВД по Куйбышевскому краю Р.К. Нельке, заведующий отделом партпропаганды горкома А.А. Семёнов, 1-е секретари Фрунзенского, Ленинского, Дзержинского, Сталинского, Пролетарского райкомов партии М.Г. Утехин, Н.М. Корацио, М.И. Кутузов, Е.Н. Моложаев, С.Г. Куканов, начальник политотдела Куйбышевского отделения железной дороги «имени Куйбышева» С.И. Бизяев, заместители председателя Куйбышевского горсовета Н.И. Блудау и В.И. Бойков. Последовательность фамилий дана в порядке, указанном в документе Персонального дела Н.И. Блудау 1957 года.

После непродолжительных общих фраз участники заседания 29.10.1936 г. постановили: «Поручить тов. Амасу и тов. Нельке тщательно проверить поступивший материал и о результатах проверки доложить бюро горкома».

Другой грех, поставленный в вину Блудау, состоял в даже ещё большей мелочи. 14 февраля 1936 года он проводил совещание с руководителями куйбышевских предприятий по вопросу организации «пролетарского спортивного клуба». На этом совещании он «одобрил» (даже не навязал) сбор с предприятий денежных средств для нужд организуемого клуба, а также для нужд городского «Дворца детей», на сумму 187 тыс. рублей. Много это или мало – 187 тыс. рублей в деньгах 1936 года? Ответ на вопрос, для сопоставления величин, содержится в ведомостях на начисление зарплат сотрудникам Куйбышевского обкома ВКП(б). Оба секретаря в 1937 году имели одинаковую зарплату 1000 руб. в месяц. Заведующий отделом – 800 руб. в месяц. Инструктор – 700 руб. Секретарь отдела – 260 руб. Машинистка Особого сектора – 238 руб. Официантка обкомовского буфета и швейцар (уже намного меньше) – 125 руб. Ещё меньше – ночной сторож Партархива И.И. Лепилин – 90 руб. в месяц (2).

Таким образом, «цена вопроса» при обвинении Блудау составляла 187 месячных зарплат секретарей обкома партии. Или 2078 месячных зарплат ночного сторожа ПАКО.

В XXI веке, когда нормой давно уже стали сборы астрономических денег не для абстрактных нужд «пролетарских клубов», а банально в бездонные карманы ненасытных, вконец окосевших от безнаказанности капиталистических жуллманаидов, такие действия Блудау могут показаться чем-то несущественным, даже мелочью. Но в обстановке 1936-1937 годов это было поистине «жуткое» обвинение: разбазаривание народных денег стремноватая советская юстиция автоматически приравнивала к их воровству, что, мягко говоря, «не совсем так». Будь у советских юристов 30-х годов машина времени, они бы смогли перенестись в будущее даже не на 100, а хотя бы на 60-70 лет; посмотрели бы, что такое настоящее ВОРОВСТВО, РАСПИЛЫ, РАЗДРАКОНЫ НАРОДНЫХ ДЕНЕГ!

К несчастью для Блудау, параллельно с обвинениями в Куйбышеве против него активно разрабатывался целый комплекс компрометирующих материалов по его прежней деятельности в Средней Азии. Было ли это «простым совпадением» или же имело прямую увязку с «куйбышевскими делами» – трудно сказать сейчас. Советские жандармы и за страх, и за совесть пыхтели-старались и там (в Таджикистане), и здесь (в Куйбышеве). И что это, по большому счёту, дало? К чему привело? Кроме массовых убийств, пыток и травли, разумеется… Экономического смысла в трепетном обереге «народной копейки» за все годы советской власти, как показали вскорости наступившие события, практически не было: всё равно все богатства целиком достались новым капиталистическим жуллманаидам.

Обвинения против Блудау росли, как снежный ком. К валу компромата по «куйбышевским делам» в 1936 году добавился ещё и компромат по его деятельности в Средней Азии. Там тоже было, о чём посудачить государевым людям – целый океан склок, дрязг, конфликтов и распрей. Против Блудау было и то, что практически все более-менее крупные деятели Средней Азии в 1937-1938 годах были зачислены во «враги народа» и, в свою очередь, успешно «кололись» в пыточных подвалах тамошних структур НКВД. В лучших традициях вашего/нашего «ярлыкового мышления» на них навесили «убойные» ярлыки («националист», «шпион», «террорист», вредитель и тому подобное), под которыми была только одна дорожка – на расстрельный полигон.

За многие тысячи километров от Куйбышева, в Советском Таджикистане доблестные органы НКВД вели интенсивный сбор негатива по местным работникам. И одной из центральных фигур всевозможных «заговоров» был не особо приметный куйбышевский чиновник Н.И. Блудау.

9 ноября 1936 года начальник 2-го отделения ЭКО УГБ НКВД Таджикской ССР лейтенант госбезопасности [Никанор Ильич] Афанасьев направил пространный рапорт на имя «своего» Наркома С.А. Тарасюка. В рапорте, в частности, указывалось:

«В процессе изучения следственных материалов 1933 года по обвинению бывших работников Наркомата лёгкой промышленности и Таджикгорстроя Алексеева, Наумова, Сударкина и других в контрреволюционной троцкистской вредительской деятельности в строительстве промышленных объектов республики в свете их организационно-политических связей с рядом партийных работников республиканских органов в Таджикистане мне вспомнился один факт, о котором считаю необходимым довести до Вашего сведения.

В 1933 году, работая уполномоченным в 1-й группе ЭКО (промышленность, строительство), вскоре после назначения Блудау на должность заместителя председателя СНК Таджикистана, я по предложению бывшего начальника ЭКО ГПУ Таджикистана тов. [Е.С.]Агапитова во время прихода Блудау в ГПУ Таджикистана проинформировал его, как должностное лицо, о засорённости планирующих и строительных организаций, дав характеристику контрреволюционной и вредительской деятельности инженерам Кабакову, Семёнову, Байдуку, работнику Хоронгостроя Сударкину и руководителям Наркомата лёгкой промышленности Наумову и Алексееву, особо оттенив их организационные связи между собой.

Информация Блудау продолжалась примерно около полутра часов, после чего он, удовлетворившись моей информацией, зашёл в кабинет Агапитова и вскоре покинул ГПУ Таджикистана.

В процессе дальнейшей работы по оперативному обслуживанию [это они свои подставы на убийство «обслуживанием» называли! – Д.К.] социально чуждых лиц из научно-технического персонала, подозреваемых во вредительстве в строительной промышленности Таджикистана, стали поступать материалы, свидетельствующие о том, что тех лиц, о которых была дана Блудау исчерпывающая информация и о их контрреволюционной троцкистской вредительской деятельности в планировании и строительстве промышленных объектов Таджикистана, Блудау приблизил к себе, выразив им неограниченное доверие, в частности Алексееву, Наумову, Байдуку, причём, последний по протекции Алексеева перед Блудау был назначен начальником сектора капитального строительства Наркомлегпрома.

О своих подозрениях в части связей Блудау с указанными лицами мною был поставлен в известность начальник ЭКО тов. Агапитов, что послужило моментом форсирования ареста и снятия с работы Алексеева, Байдука и других. В процессе ведения допросов о вредительской деятельности Байдука, Семёнова, Гардта было установлено, что ряд вредительских актов по строительству полиграфкомбината (переделка коробки здания), кожзавода стали возможны лишь только потому, что они были санкционированы Блудау по представлению вредительски «обоснованных» материалов Алексеевым. Более того, Блудау, будучи исключительно полно осведомлённым по нашей информации по контрреволюционной троцкистской деятельности Сударкина по Хоронгострою, такового с работы не снял.

Учитывая изложенное мною выше, считаю, что Блудау является скрытым троцкистом, который не порывал организационных связей с арестованными нами в 1933 году троцкистами и вредителями вплоть до их ареста.

Имея сведения, что Блудау в настоящее время работает в Куйбышеве на какой-то советско-партийной работе, я считаю необходимым об изложенном довести до Вашего сведения.

09.11.1936. Афанасьев. Гор. Сталинабад».

Органам также стало известно, что после своего «информирования» в ГПУ Таджикистана в 1933 году Блудау «сказал Алексееву, чтобы он остерегался Байдука, от которого шла информация в ГПУ, и держал язык за зубами». То есть, предупредил его об опасности.

Если абстрагироваться от всего этого служебно-полицейско-державного словесного «поноса», то суть явления сводилась к тому, что Блудау банально «настучал» «врагам народа» на действия «наших славных органов ОГПУ»! Они-то привыкли к тому, что «им стучат на кого-то», а тут вышло как раз наоборот: кто-то «настучал» на них самих. И этим «кто-то» был не кто иной, как герой этой статьи – Николай Иванович Блудау, не старый ещё человек 30 лет от роду. В известной русско-российской поговорке «Вор у вора шапку украл». А тут сложилась похожая ситуация: на стукачей на самих настучали. Вот это да.

В 1936 году следователи НКВД Таджикской ССР продолжали «закручивать гайки» в «деле Блудау». Против него дали обвинительные показания многие сотрудники республиканских организаций. Под опытным надзором следователей НКВД все среднеазиатские деятели дружно валили обвинения друг на друга. В ход успешно были запущены даже стародавние дрязги и сплетни 1932-1933 годов. Они были пристёгнуты к «делу Блудау» и сыграли определённую роль в его убийстве в 1938 году.

Свидетель Мошкова Екатерина Кузьминична, 1902 г. р., заведующая швейной мастерской в Сталинабаде, исключённая из партии в 1934 году, в 1936 году показала, что Блудау «покровительствовал троцкисту [П.Д.] Сударкину» (со слов последнего). Сударкин был настоящим (а не сфальсифицированным органами ОГПУ-НКВД) троцкистом, в 1928-1929 годах отбывал ссылку в Славгороде, с лета 1932 года возглавлял строительство Хоронгонской железнодорожной ветки («Хоронгонстрой») в Таджикской ССР.

Свидетель Чернышева Валентина Васильевна, 1891 г. р., инструктор Политпросвета Наркомата просвещения Таджикской ССР, исключённая из партии в 1936 году, в 1936 году показала, что Блудау вёл антигосударственную деятельность с момента назначения его заведующим Орготделом Ошского окружкома ВКП(б) в 1928 году, в 1930 году он уехал из Киргизии и был назначен секретарём Ходжентского (при советской власти гор. Ленинабад) окружкома КП(б) Таджикистана, затем был снят с работы в Сталинабаде «за выпад против ЦК партии, который на одном из заседаний назвал «Мюр и Мерилиз»».

Свидетель Семёнов Павел Григорьевич, 1896 г. р., инженер-инспектор Наркомата коммунального хозяйства Таджикской ССР, в 1933 году осуждённый на 3 года концлагерей, в 1936 году показал, что «Блудау способствовал строительству швейной фабрики из непросушенного кирпича, и не имея леса и кровли, в результате чего стены фабрики с 1933 года стали разрушаться. Инженер Ланге говорил Блудау, что нельзя продолжать строительство, но тот настаивал на продолжении».

9 августа 1933 года начальник 1-го отделения СПО ПП ОГПУ по Средней Азии Авдеев провёл очную ставку между обвиняемыми Мастеляком Рудольфом Александровичем, 1890 г. р., техническим директором Сталинабадской швейной фабрики, и Кулешовым Николаем Алексеевичем, экономистом Наркомлегпрома Таджикской ССР, осуждённым в 1928 году за участие в троцкистской оппозиции к ссылке в Сибирь на 3 года. В ходе очной ставки был установлен факт поддержки со стороны Блудау антисоветско настроенных работников.

Обвиняемый Мастеляк показал, что «правые оппортунисты», в число которых входили бывшие: управляющий Снабсбытом Касьянов, заместитель уполномоченного Наркомтяжпрома Кравчук, Нарком финансов Малахов, директор деревообделочного завода Удалов, поддерживали связь с Алексеевым, собирались у него и у Блудау на частных квартирах.

Свидетель Казаков Фёдор Антонович, 1886 г. р., в 1904-1910 годах – член РСДРП, в 1911 г. окончивший МГУ, работавший начальником Планово-экономического отдела (ПЭО) Наркомкоммунхоза Таджикской ССР, показал, что «Сударкин и Алексеев пользовались поддержкой Блудау, Блудау неоднократно на заседаниях выступал в защиту Сударкина, содействовал в получении из Коммунального банка незаконной ссуды в несколько сот тысяч рублей».

Заключённый Сивоконь Павел Фёдорович показывал, что «в 1933 году сформировалась вредительская группировка в составе Алексеева П.А., Байдука В.А., Блудау Н.И., Визирова С.М., Борщевского (Госплан), Грянко (Промбанк), инженера Железкова И.Е., Платонова Н.И.».

Не только хозяйственно-строительные «вредительские» дрязги были поставлены в вину Блудау и его подопечным из таджикских организаций. В «Справке УГБ НКВД Таджикской ССР» от 9 ноября 1936 года, подписанной начальником СПО лейтенантом госбезопасности И.Ф. Ворониным, особо оттенялся и политический аспект их «злодейской» деятельности.

Вот что на допросе 07.06.1933 показывал главный инженер Сталинабадского мехзавода В.А. Байдук:

«[Заместитель наркома лёгкой промышленности, управляющий Госстроем Таджикской ССР Павел Алексеевич] Алексеев говорил:

«Всё руководство в ВКП(б) захватил в свои руки Сталин, который путём всевозможных комбинаций, искусственно создаваемых блоков ведёт борьбу с возникающими в партии против него группировками. Так ему удалось убрать от руководства Троцкого, Зиновьева, Каменева, Рыкова, Бухарина и Томского. Причём, он это делает не от великого ума, а просто он окружил себя сторонниками и использует Кагановича, что напоминает опричнину. Руководство партии допускает грубейшие ошибки, но никто не хочет признаваться в этом, чем ещё больше усугубляют эти ошибки. Сам Сталин сознаёт, что он не прав, но в силу своей упрямости и настойчивости он не хочет согласиться, что «правые» правы, что часть выдвинутых «правыми» требований уже под шумок проводится в жизнь. До чего мы дошли, что жена Сталина – Аллилуева – принимала участие в группе Смирнова и намеревалась совершить убийство Сталина. Сталин же, договорившись с врачами, залечил её, вернее, её зарезали; сейчас повторяется история царствования дома Романовых».

В конце показаний буднично так отмечалось, что «заместитель председателя ЦИК [Таджикской ССР] в разговоре участия не принимал, а был занят выпивкой с одной из дам». (Не приплетать же большого босса к вольнодумствующим сплетникам).

Прямо очередная «Рютинская платформа» какая-то! К тому же, абсолютно никоим образом не связанная с самим М.Н. Рютиным и его сподвижниками.

И это уже была не «строительная мура» про куйбышевские школы. Тут и террористические намерения, и организация, и шпионаж, и разглашение гостайны. Это был полноценный расстрельный обвинительный материал.

Согласитесь: прямо-таки пророческие оценки событий 20-30-х годов. В таком же духе, но с опозданием на полвека, писали известные разоблачители сталинского беспредела Д. Волкогонов, А. Ваксберг, А.В. Антонов-Овсеенко, Суворов и многие-многие другие. А тут, надо же, полноценная оценка сталинщины буквально «день в день», по горячим следам преступлений. Как в «Рютинской платформе».

Такие откровения «образца 1933 года» свидетельствуют о том, что, в основном, правдивое освещение кремлёвских интриг в номенклатурных кругах советского общества было нормой, если за тысячи километров от Москвы заурядные работники «далеко не цековского уровня» были в курсе событий вокруг смерти Аллилуевой. Причём, «по горячим следам», за несколько десятилетий до «отважных» разоблачителей кухни сталинских убийств a la Зенькович и другие «москвоведы». Оказывается, вовсе не обязательно ждать 50 лет для разоблачения творящегося беспредела, а можно это делать и «день в день». Другой вопрос: какую плату за это придётся заплатить?

Из Таджикистана Блудау уехал в 1934 году со скандалами. Сначала его сняли с высокой должности заместителя председателя республиканского Совнаркома (июль 1933 года) и послали работать в Узбекскую ССР начальником 1-го строительного участка строительства Чирчикской ГЭС. После полугодичных разбирательств в январе 1934 года Среднеазиатское Бюро ЦК ВКП(б) объявило ему «строгий выговор с предупреждением» и с запрещением занимать ответственные руководящие должности в течение двух лет. Также был решён «висевший» несколько месяцев кадровый вопрос относительно его трудоустройства. В итоге в январе 1934 года его направили на мелкую хозяйственную работу в Самару, и он с «чистого листа» начал свою карьеру. Чем это закончилось – тема дальнейшего повествования.

Все эти «сундук и маленькая тележка» обвинений по «таджикским делам» тогда же, в конце 1936 года, были пересланы из Таджикистана в Куйбышев и приобщены к «делу» против Блудау.

Особую роль в благородном деле «потопления Блудау» сыграли письменные показания крупных партийных деятелей – К.Я. Баумана, С.К. Шадунца, М.М. Кулькова, Б.П. Шеболдаева, с которыми он работал в прежние годы. В 1936 году они, находясь пока еще на воле, повинуясь партийной дисциплине, сообщали в компетентные органы важные детали из биографии Блудау. Все они, сами ставшие в 1937-1938 годах жертвами Ежовщины, живо откликнулись на запросы куйбышевских инквизиторов (кроме Шеболдаева).

31 августа 1936 года заведующий Отделом науки и научных открытий, член ЦК ВКП(б) К.Я. Бауман (1892-1937) за запрос из Куйбышева сообщил, что «работая в Средне-Азиатском Бюро [ЦК ВКП(б)] в 1931-1934 годах, Блудау был сначала секретарём Ходжентского горкома партии, затем заместителем председателя Совнаркома Таджикистана; совершил преступление – грубое нарушение финансовой дисциплины, сверх сметных ассигнований на строительство. Дело в суд передано не было и разбиралось в партийном порядке, в результате чего Блудау был вынесен «выговор с предупреждением». Блудау имел «вождистские» тенденции, собирал вокруг себя людей, среди которых было много подозрительных элементов».

3 сентября 1936 года 1-й секретарь ЦК КП(б) Таджикистана, член КПК при ЦК ВКП(б) С.К. Шадунц (1898-1938) в послании на имя 1-го секретаря Куйбышевского горкома ВКП(б) А.С. Амаса-Амирбекова сообщил об интереснейшем факте. В 1933 году он, оказывается, информировал тогдашнего председателя ГПУ Таджикистана А.Е. Солоницына о том, что в Ленинабад из Москвы в 1932-1933 годах поступил «тюк троцкистской литературы», который был переслан в Сталинабад в адрес Блудау, а он передал этот «тюк» Алексееву. Об этом факте Шадунц ставил вопрос в Средне-Азиатском Бюро ЦК ВКП(Б), в результате чего Блудау был вынесен «строгий выговор». Документы об этом «воспоминании» также были подшиты к «делу Блудау»

Спустя короткое время, Шадунц 9 ноября 1936 года, буквально за год до своего ареста и последующей казни, продублировал эту же информацию про «тюк троцкистской литературы в адрес Блудау» в НКВД «своей» республики. Не факт, что его об этом просили. Но лучше, наверно, всё-таки было подстраховаться.

19 сентября 1936 года Амас-Амирбеков официально запросил у секретаря Московского горкома ВКП(б) М.М. Кулькова (1891-1939) информацию о его совместной работе с Блудау в прошлом, в Брянске в 1918-1919 годах и в Средней Азии в 1930-1932 годах. В тот же день – 19 сентября – ушёл запрос на имя члена ЦК ВКП(б) Б.П. Шеболдаева (1895-1937) относительно «поведения Блудау» в период дискуссии 1923 года, когда он работал секретарём Среднеазиатского Бюро ЦК комсомола.

Ответ от Кулькова пришёл в сверхкороткие сроки. Уже 25 сентября Кульков сообщил в Куйбышев о том, что:

«знал Н.И. Блудау с 1917 года. До Октябрьской Революции он состоял членом Союза учащейся молодёжи, а затем в 1918 году был одним из руководителей Брянского комсомола, входил в состав губернского комитета комсомола. В тот период Блудау правильно и активно проводил линию и директивы большевистской парторганизации. В 1928-1929 годах встречался с ним по работе в Средне-Азиатском Бюро [ЦК ВКП(б)]. В начале 1930 года, будучи секретарём Киргизского обкома [ВКП(б)], я обратился в Средазбюро с просьбой отпустить Блудау для работы заворгом Киргизского обкома, но Блудау сам отказался ехать в Киргизию. Никаких уклонов от генеральной линии партии за Блудау не замечал. Ни от кого не слышал, что Блудау разделял взгляды троцкистов, но слышал, что Блудау, работая в Таджикистане, занимал не совсем правильную линию, когда там была группировочная борьба, за что он и был оттуда, по-моему, снят».

Ответ от Шеболдаева в деле по неизвестной причине отсутствует.

Когда весь компрометирующий материал в отношении Блудау был, в целом, сформирован, наступила пора организационных мер.

7 января 1937 года начальник УНКВД по Куйбышевской области Ф.А. Леонюк направил на имя заместителя уполномоченного КПК при ЦК ВКП(б) по Куйбышевской области В.А. Берзона «Справку на члена ВКП(б) Блудау Николая Ивановича, подозреваемого в активной контрреволюционной троцкистской работе». В этом документе отмечалось, что связь Блудау с работниками Таджикской ССР Алексеевым и начальником Хоронгостроя Сударкиным подтвердилась. Сообщалось также, что в декабре 1932 года Алексеев выезжал в Ленинград, где в «Европейской» гостинице он собирался с группой ленинградских троцкистов и блокирующихся с ними «правых». На этих «сборищах» «враги народа» единодушно договаривались о том, что в январе-феврале 1933 года в стране неизбежен переворот.

Но, как известно, увы, никакого антисталинского переворота в СССР не произошло, а, напротив, в январе 1933 года состоялся объединённый Пленум ЦК и ЦКК ВКП(б), на котором, помимо всего прочего, шумно ошельмовали и подвергли травле видных партийно-государственных деятелей, приверженцев Ленина – Эйсмонта и Толмачёва, что только усилило позиции Сталина и его прихвостней.

11 января 1937 года, когда вся страна только предвкушала очередное радостное событие – новый судебный процесс по травле и убийству целой группы видных деятелей ВКП(б) и Советского государства (Пятаков, Серебряков, Радек, Сокольников и другие) – в провинциальном городке Куйбышеве состоялось грозное заседание бюро городского комитета ВКП(б) по «делу Блудау». По докладу заместителя начальника УНКВД Р.К. Нельке «О дополнительных материалах о Блудау» собравшиеся постановили:

1. Считать, что дополнительные материалы из показаний участников контрреволюционной троцкистской группы, вскрытой в Сталинабаде, подтверждают прошлую связь Блудау с участниками этой группы. Ввиду категорического заявления Блудау, отрицающего эту связь, поручить тов. Нельке проверить все факты, изложенные в заявлении Блудау.
2. Снять тов. Блудау с работы заместителя председателя Куйбышевского горсовета, вопрос о партийности тов. Блудау решить после проверки его заявления.

Подписал – 2-й секретарь Куйбышевского горкома ВКП(б) В.Ф. Будрейка».

Через неделю, 19 января 1937 года, Блудау по постановлению всё того же бюро всё того же Куйбышевского горкома ВКП(б) исключили из партии «за связь в прошлом с участниками троцкистской контрреволюционной группы, за обман горкома, за подбор в аппарат горсовета троцкистов и непроверенных элементов (Свердлов, Красовский), за бытовое разложение». Кроме того, вторым пунктом решения было поручено НКВД «расследовать дело Блудау в чекистском порядке». Подписал постановление – 1-й секретарь Куйбышевского горкома ВКП(б) Амас-Амирбеков. На следующий день – 20 января – это решение бюро одобрил Пленум горкома партии, а ещё через день вездесущая газета «Волжская коммуна» оповестила о нём «весь честной люд».

23 января 1937 года, когда «Второй Московский процесс» вовсю бушевал в нашей великой стране, Н.И. Блудау был арестован куйбышевской «охранкой» – местным Управлением НКВД. С его арестом вышла ситуация и противоречивая, и отчасти комичная. Дело в том, что его арестовывали два раза. Первый раз «на воле», в Куйбышеве, 23 января 1937 года. Второй раз – через год, 20 февраля 1938 года, в концлагере, где он отбывал срок заключения по приговору Особого Совещания при НКВД СССР. Эти две даты его арестов – 23.01.1937 и 20.02.1938 – вносят определённую сумятицу в головы нескольких человек, которые ныне интересуются его судьбой, по той причине, что эти две разные даты указаны в разных томах самарской «Белой книги» – 1-ом и 3-м. Какую дату считать истинной? На самом деле, правдивы обе даты.

Интересную деталь из биографии Блудау, правда, уже после его ареста, Прокурор Куйбышевской области Н.П. Жалнин сообщил в органы партийного контроля области.

Во время проверки партийных документов в 1935 году Жалнин, проверявший парторганизацию Горкомхоза, в которой состоял Блудау, «задержал» его партбилет, «так как кроме него, Блудау не представил никаких документов, а учётная карточка вызывала сомнения в подлинности». На требование Блудау вернуть партбилет Жалнин ответил отказом. Тогда Блудау пригрозил, что вернёт партбилет вмешательством горкома партии. И, действительно, Жалнину в тот же день позвонил Амас-Амирбеков с просьбой вернуть партбилет. Обо всём этом Жалнин 9 февраля 1937 года сообщил в своём послании на имя заместителя Уполномоченного КПК при ЦК ВКП(б) по Куйбышевской области Берзона, не преминув сообщить, кстати, что партбилет он так и не вернул. Каким образом Блудау чуть ли не целый год жил-поживал без партбилета – трудно объяснить.

Собрав всю эту «интернациональную» мутягу по обвинениям Блудау, органы НКВД «поторопились». Сказались особенности раннего этапа Ежовщины. 19 июня 1937 года постановлением Особого Совещания при НКВД СССР он за все свои «страшные преступления» был приговорён к 8 годам заключения в сталинских концентрационных лагерях. Нынешние сервилисты в своих писаниях упорно именуют советские концлагеря «лагерями», хотя, в моём понимании, «лагерь» – это место, где малых деток учат пионерский галстук правильно завязывать, на лисапеде выруливать да на коняшке деревянной скакать: гоп-ля! Гоп-ля! Концлагерь – это совсем не то же самое, что просто «лагерь». Стесняются, наверно, про концлагеря упоминать?

Странным образом, в постановлении Особого Совещания от 19.06.1937 года Блудау «пристегнули» к троице малоизвестных куйбышевских работников. Кроме него, концлагерные сроки по этому же постановлению получили директор Сызранской базы «Союзрыбсбыта» А.Х. Белов, директор садово-дачного треста Куйбышевского городского отдела коммунального хозяйства С.Д. Сучков (каждый по 5 лет концлагерей), а также заведующий домом отдыха Куйбышевского садово-дачного треста М.Ф. Врублевский (3 года к/л). Врублевский угодил в концлагерь за то, что «допустил наличие в доме отдыха книги с фотографиями, речами и статьями врагов народа Троцкого и Зиновьева, а также допустил хождение этой книги среди отдыхающих». Справедливость восторжествовала. (А пускай не «допускают»!).

Лишний раз напомню: приговор Особого Совещания НКВД СССР имел характер заочного осуждения. То есть, приговорённый ни в какой «высокий суд» не вызывался, пламенные речи в своё оправдание не произносил, а тупо из тюремной камеры вышвыривался в «столыпинский вагон», и уже через просторы любимой Родины ехал туда, куда ему определил место Учётно-распределительный отдел ГУЛАГа. Без выбора. Разные мемуаристы сообщают разные детали таких заочных осуждений. В некоторых случаях осуждённым «под роспись» давали ознакомиться с решением Особого Совещания, и человек, в таком случае, имел счастье понимать, на сколько лет концлагеря он осуждён. Но в других случаях осуждённого просто выпинывали в концлагерь, без церемонии информирования о приговоре по его делу, и он в свободное от лесоповала время только гадал «когда же суд?», «и, вообще, на каком основании?!». Беспредел полнейший. Системное преступление властей.

В участи Н.И. Блудау обе ухмылки судьбы роли не играли. Очень скоро его вытащили из концлагеря и вернули в казематы Куйбышевского НКВД. На переследование. Да ещё и с отягощением обвинений.

В феврале 1938 года Блудау, уже отбывая срок заключения в концлагере, стал жертвой замечательной юридической новации, быстро ставшей к тому же и традицией. Речь идёт о повторных арестах уже осуждённых и отбывающих сроки приговоров людей, с явным отягощением обвинений и последующей экзекуцией. Суть новации/традиции состояла в том, что людей, уже осуждённых и мотающих свои сроки заключения, буквально «за химо» выволакивали к новому судилищу, и частенько это «торжество Закона» выливалось в банальный расстрел в ближайшем подвале или специально отведённой лесопосадке. Классическим проявлением этого явления было убийство 1111 человек в урочище Сандармох Карельской АССР в 1937 году. Все они ранее уже получили свои концлагерные сроки по 5-10 лет, и жили, подсчитывая оставшиеся «до воли» деньки. Но по велению «высших сил» всех их притянули к новым наказаниям и быстренько расстреляли. И таких «везунчиков» по всей стране было великое множество.

Так произошло и с Блудау. 20 февраля 1938 года его арестовали уже в заключении (что лично в моей голове просто не укладывается, и является признаком величайшего Маразмища), и умело пристегнули к глобальному «заговору» в Куйбышевской области.

Трудно сказать, практиковалось ли такое в пенитенциарной системе царской России? Да ещё и по отношению к политзаключённым! Но в сталинском СССР такой порядок стал нормой вплоть до смерти Великого Вождя. Всё-таки надо учитывать разницу в общественно-политических формациях. В капиталистической России, при царях Горохах, людей пачками пытали и убивали безо всяких там юридических формальностей, и в имениях, и на заводах, и в частных тюрьмах, и на каторге, и бох весть где ещё, и «за дело», и просто так, ради удовольствия – на то он и капитализм, строй неучтённой стихии и «объективного» произвола. И никто не подсчитывал количество жертв: иди, посчитай птиц в небе! Вспомним хотя бы Салтычиху и море её менее известных последователей. Нужен ли им был «приговор суда» или хотя бы Особого Совещания, чтобы насмерть запытать крестьянина? Да ни в жисть! Какие тут нужны ещё формальности?

Ныне адвокаты царского строя (сайт за-царя.ру) с превеликим апломбом, как доказательство его «гуманности», приводят «мизерные» цифры официально приговорённых к смерти «при царе» и «огромные» – в СССР, умалчивая о том, что на протяжении столетий убийства и пытки в дореволюционной России практиковались без какого-либо учёта, чисто на энтузиазме тогдашних «лучших людей». Научно выражаясь, имели латентный характер.

Не то дело в до неприличия зарегламентированном социалистическом Союзе, где учёт и контроль были вознесены на невиданную высоту, и где каждое более-менее важное событие (убийство человека, уж точно) нуждалось в обязательном формально-юридическом обрамлении. В итоге имеем то, что имеем: своей манерой учитывать всё и вся СССР подставил против себя самого «мину замедленного действия»: «доучитывался» до того, что сам против себя «учёл» многие тысячи и тысячи казнённых «ни за что-ни про что». Надо было, как в царской России: сделал дело, и молчок. Ну, теперь уже поздно советовать, раньше надо было думать. Теперь надо лишь опыт учитывать. Что с успехом и делается, браво, бис.

Вновь прибывшего в 1938 году и занявшего своё место в пыточных казематах куйбышевской «охранки» Блудау следователи НКВД пристегнули к глобальной схеме «Правотроцкистского заговора в Куйбышевской области». Суть этой схемы сводилась к фантастической «разработке» схематиков из местного Управления НКВД, согласно которой несколько сот человек, проживавших и работавших на территории тогдашней Куйбышевской области, резко и вдруг вознамерились свергнуть советский строй, поубивать драгоценное высшее партийно-государственное руководство, восстановить капитализм, расчленить СССР, и так далее, и тому подобное, в таком духе. Отдельный вопрос: нафиля им это было надо?! Большинство арестованных «участников заговора» успешно подустроилось в плане материально-бытовых условий, жили, не тужили, деток растили, мечтали о карьерке, проклинали оппозиционеров, славословили вождишек… Мотивации в таких диких обвинениях было «ноль». Логики и смысла – «ноль».

28.03.1938 Блудау был включён в «Сталинский расстрельный список» по Куйбышевской области «по 1-й категории», что означало заранее, до комедии судилища, предопределённый смертный приговор. Завизировали список Сталин, Молотов, Каганович, Жданов, Ворошилов. Всего в списке находились 67 человек, в том числе 62 к расстрелу.

11 мая 1938 года в славном городе Куйбышеве Н.И. Блудау был приговорён к расстрелу в судебном заседании выездной сессии Военной Коллегии Верховного суда СССР. Расстрелян в тот же день. Более подробно прочитать о массовом убийстве куйбышевских работников в далёком мае 1938 года можно на этом же сайте, в Факультативном разделе, см. Историческая справка «Выездная сессия Военной Коллегии Верховного суда СССР 10-19 мая 1938 года».

Как следует из датированной 1957-м годом «Обзорной справки по делу Н.И. Блудау», к обвинениям его в преступной антигосударственной деятельности в мае 1938 года было добавлено также обвинение в «примыкании к антипартийной группе правых в Казани в 1922-1923 годах». Оно было добавлено к «старым» обвинениям, разрабатывавшимся следствием на ранних его этапах в 1937 году, – Сталинабад 1932-1933 годов и Куйбышев 1934-1936 годов. По версии следствия, «завербован» в заговорщицкую организацию Блудау был в 1935 году 1-м секретарём Куйбышевского горкома партии уже упомянутым по данному тексту Амасом-Амирбековым. В числе обвинений было и такое: «Блудау пытался вызвать недовольство трудящихся города Куйбышева, задерживая мероприятия, предотвращавшие возможность прекращения подачи воды населению в 1936 году».

Реабилитирован был дважды. По приговору Особого Совещания – постановлением Президиума Куйбышевского облсуда от 24 ноября 1955 года. По приговору выездной сессии Военной Коллегии Верховного суда СССР – определением той же Военной Коллегии Верховного суда СССР от 21 апреля 1957 года. Массовый реабилитанс пришёл на смену массовым репрессиям.

Но славная традиция глумления над убитыми была продолжена. Родственникам убитого Блудау компетентные органы сообщили вымышленную, ложную дату его смерти – «27 февраля 1939 года».

Примечания:

(1) – ПАКО. Ф.656, оп. 1ХХ, д. ХХ8, л. 105.

(2) – ПАКО. Ф.656, оп. 28, д. 574 – Лицевые счета работников Куйбышевского обкома ВКП(б) за 1937 год.

(3) – Алексеев Павел Алексеевич, 1889 г. р., член РКП(б) с 1918 года. В 1932-1933 годах – заместитель Наркома лёгкой промышленности, управляющий Госстроем, директор треста «Стройматериалы» Таджикской ССР.